Родные незнакомцы

Глядя на фото, понимаю прабабку

Этого красивого мужчину с интересным прищуром волооких глаз я знаю давно, почитай, всю жизнь, но известно про него мне до обидного мало. Зовут не то Сергей, не то еще как, то ли поляк, то ли эстонец (бабушка говорила – чухонец). Вроде бы из ссыльных. Зато я знаю, что сто лет тому назад в него влюбилась моя прабабка Ксения Демьяновна, и от грешной той любви на свет появилась моя незаконнорожденная бабушка.

Бабушка была самой младшей из трех детей: небольшая семья по деревенским меркам начала прошлого века. Но поднимала она свою троицу одна, без мужчины, а потому хозяйства своего не держала и всю жизнь батрачила на более зажиточных односельчан. Подрабатывая прачкой, по семейному преданию, крахмалила Ленину воротнички рубашек, когда тот наезжал из ссылки в Шушенском к другу и соратнику Ванееву в Ермаковское. А мой дед был из семьи раскулаченных, и это классовое неравенство давало себя знать в нашей семье постоянно: ругаясь на деда, бабушка бросала в сердцах: «У, кулацкая морда!».

А эта «кулацкая морда» был в семье самым старшим, а после него еще семь душ. И вкалывали они, чтобы прокормиться, на своих шести десятинах, не за страх, а за совесть. Когда прадеда (жену он схоронил давно и всю ораву поднимал один) вместе с детьми от пяти до пятнадцати лет сослали на рудник Ольховка, где при царизме работали каторжане, начальник местного ОГПУ, грустно оглядев всех, спросил только: «Все твои?», и отправил семью обратно в Ермаковское, дав справку, чтобы не тревожили сельские власти.

Бабушка убежала к деду на сеновал не венчанной. Только через год получили молодые благословение от матери. Икона, которой прабабушка благословила дочь и зятя, висит теперь у нас в доме. Знакомый художник, повертев ее в руках и так и эдак, дал заключение – художественной ценности не имеет. Пускай. Это наша семейная реликвия, которая перейдет по наследству моим внукам, материальное воплощение связи разных поколений нашей семьи. А потому для нас она бесценна.

Девятнадцатилетние, молодые и не обстрелянные, гибли чаще опытных воинов

Дед с бабушкой прожили почти 60 лет, вырастили шестерых детей, вместе пережили войну и послевоенную разруху. Над бабушкиным гробом дед безутешно рыдал, приговаривая, что вот с родной матерью он прожил только пятнадцать лет жизни, а со своей Анечкой – больше полувека. Дороже матери она ему была.

Со старых фотографий глядят на меня из альбома мои незнакомые, мои родные предки. Вот одетый в самый свой парадный сюртук с аккуратно подстриженной окладистой бородой, в высоких хромовых сапогах дед моего деда Федор Степанович, уральский казак. Прожил на свете 105 лет. А вот рыжий-прерыжий его внук, брат моего деда, комсомольский вожак в Ермаках. Ему было на роду написано прожить всего 19 лет, в первые дни войны убит под Брестом.

А вот это прадед со стороны отца. Красавец! По семейным преданиям прекрасно рисовал, работал архитектором в Чите. Подняли они с прабабушкой пятерых детей. Всех девочек выучили в гимназии, дали высшее образование. Помню бабушкин рассказ, как трудно они жили, была у них с сестрой на двоих одна пара чулок. Однажды бабушку покусала собака и на чулках образовалась большущая дыра. Бабушка плакала. Не из-за боли и страха, а потому что испортила единственные чулки.

Перед войной супруги разошлись, и прадед уехал жить в Ленинград. След его потерян. Но блокаду пережил, и в голодные послевоенные годы бывшая жена снабжала бывшего мужа продуктовыми посылками. Что и говорить, интеллигентные люди.

Прадед, крепкий мужик, шорник. Прожил 105 лет

Я собираю этот фотоальбом не только для себя, в него с любопытством заглядывает моя дочь. А вдруг, через сто лет его возьмет в руки мой праправнук, и мы встретимся взглядами, настоящее и прошлое. Такие незнакомые и такие родные. Кто же и вспомнит о нас когда-нибудь, как не наши потомки?