Ия Саввина: «Господи, что же я такая великая - и такая несчастная?..»

Ия Сергеевна имела крутой характер: и дымила как паровоз, и могла наглеца приложить по матушке.

Фото: ТАСС

После смерти Ии Сергеевны ее имя неожиданно попало в скандальные хроники. На наследство Саввиной - две квартиры в центре Москвы и дом в Костромской области - появилась претендентка, грузинка Заира Мешвелиани, вторая жена профессора Всеволода Шестакова. Тот в молодости был женат на Саввиной, и у них родился сын Сергей. Родился, к сожалению, нездоровым - с синдромом Дауна...

Вторым мужем Саввиной стал талантливый, в высшей степени интеллигентный актер Театра на Таганке Анатолий Васильев. Они прожили душа в душу почти тридцать лет. После кончины жены он долго хранил молчание по поводу ситуации с наследством. Но вот спустя год пригласил нас в их совместный с Саввиной дом в селе Дорофеево под Костромой. Ему надоело, что за семьей уже много месяцев тянется шлейф склок и истерик: «Эх, знала бы только моя Иечка, какая мышиная возня начнется после ее ухода, сразу бы так обложила отборным матом клеветников, что им бы мало не показалось!»

Дорофеево (в нем всего шесть домов) находится в пятистах километрах от столицы. Неподалеку - Щелыково, бывшая усадьба драматурга Александра Островского (ныне в ней музей-заповедник). Многие известные люди приобретали здесь дома. Так, в 14 километрах отсюда жила балерина Екатерина Максимова с мужем Владимиром Васильевым - они к Саввиной часто забредали на огонек. Ну а Ия Сергеевна как увидела 25 лет назад здесь добротный бревенчатый сруб, так сразу его с мужем и купила: «Бог велел мне этот дом взять». Особая, благодатная деревенская аура сыграла главную роль - сын Сережа был надежно укрыт от назойливых глаз и глупых расспросов...

Проходим мимо «бунгало» - эдакой открытой беседки на современный манер. Там сидит Сережа и занимается с няней - старательно записывает на бумаге впечатления сегодняшнего дня: в каком настроении встал, что кушал и смотрел по телевизору. Сын Ии Саввиной - милый, покладистый, хохотливый. Выглядит как мальчишка, а по биологическому возрасту - солидный мужчина 55 лет.

Изба скромная - это тебе не аляповатый замок в окрестностях Рублевки, - но очень уютная. Посреди одной-единственной просторной комнаты - настоящая русская печь. На окне лежат сигареты Ии Сергеевны - она курила нещадно. На стене висит карта мира, подаренная Андреем Кончаловским. Садимся за деревянный стол, который смастерил Анатолий Исаакович, и начинаем беседовать...

Анатолий Исаакович летом принимает гостей в селе Дорофеево, которое Саввина обожала за уединенность и нетронутую природу.

Фото: Сергей ШАХИДЖАНЯН

«ЕДИНСТВЕННЫЙ ОПЕКУН СЕРЕЖИ - ЭТО Я»

- По поводу наследства все запутано чудовищно. Без конца показывают идиотские телевизионные передачи, спекулирующие на фамилии моей жены. Да, отец Сергея Сева Шестаков был одно время женат на грузинке Заире. Как-то ей удалось втереться к профессору в доверие... Мы с Иечкой с ней общались, она и с Сережей установила контакт.

Пожили они с Севой вместе, развелись, Сева переписал квартиру на сына. Тут Заира встревожилась - ей-то ничего не перепадет! И сразу раскрыла свои меркантильные планы. Вдруг после смерти Ии стала добиваться, чтобы ее назначили опекуном Сережи. Говорила, что чуть ли не всю жизнь посвятила заботам о нем. Приезжала сюда с телевизионщиками, искала его, стучала в окошко: «Сереженька, откликнись! Это я, тетя Заира, ты меня помнишь?» Ну что мог ответить Сергей, мягчайшее существо? Конечно, «да»...

Мы Сережу спрятали. Я, как только узнал, что Заира подъезжает к деревне (сам я был в Москве занят на спектаклях), вызвал на подмогу мужиков из округи. А еще оборону держала Мария Малахова, много лет помогавшая здесь Ие по хозяйству. Она-то и не пускала Заиру в дом.

Эту дамочку в суд надо тащить за клевету. Меня Ия попросила стать опекуном Сережи задолго до смерти. Она была еще здорова, и Сева был здоров. Они, видимо, обговорили это дело. И она меня как-то спросила: «Если что, оформишь на себя опекунство?» Я сказал: «Естественно!» Это вымысел, что я стал срочно оформлять опекунство после ее смерти - это было сделано очень заранее...

В память о своей супруге Анатолий Васильев повесил на их доме под Костромой мемориальную табличку.

Фото: Сергей ШАХИДЖАНЯН

«ИЯ БЫЛА ЧУДОВИЩНОЙ СИЛЫ ЧЕЛОВЕК»

- Наши с Ией пути перекрестились на Соловках. Вместе оказались в творческой бригаде. И она меня в себя просто влюбила...

Она была чудовищной внутренней силы человек. Умела скрывать свои печали. Ненавидела сидеть у кого-то на шее, натягивать на других свои беды и проблемы. Терпеть не могла людей, которые канючат: «Вот все хреново, все плохо». И чтобы вокруг них хлопотали: бедный-бедный... Отсюда, кстати, и знаменитые «саввинские свечи» - так называли ее гневные тирады. Ия долго-долго держалась, а потом нарыв как прорывался! И она спускала «свечу»: «Как вы все мне надоели, пошли отсюда к е... матери!», «Толя, ты вообще молчи, твою мать!» А потом корила себя за это.

Она ведь была прежде всего живым человеком. Какой бы ни была сильной - всю жизнь держаться нельзя. И от счастливых мгновений до тяжелых падений такая размашистая синусоида. Как она свои эмоции выдавала! Есть одна фраза, которая меня потрясла. В квартире в Большом Власьевском переулке текут наши с близкими друзьями кухонные посиделки, и вдруг она говорит: «Господи, что же я такая великая и такая несчастная!» Сказано это было не с надрывом, а со страшноватым спокойствием. И ведь действительно великая. И действительно несчастная...

«СЫН МАМУ НЕ ОПЛАКИВАЛ - И ЭТО К ЛУЧШЕМУ»

- Ия никогда за здоровьем не следила. А гены у нее - закачаешься. Мама дочку пережила, ей в сентябре исполнится 101 год! И вот 5 мая прошлого года - спектакль, а у Ии инсульт. Она сначала подумала: «Фигня, обойдется!» Но врачи приехали и сказали: ничего не обойдется, дело совсем плохо. Я тут же позвонил в театр, услышал: «Конечно, мы ее заменим, пусть не беспокоится». Но для нее это была катастрофа: она не вышла на сцену в первый раз за годы работы в МХАТе. И после той замены в спектакле ее как сдуло. Начала болеть.

Потом по дороге в деревню произошла авария - в нас влетела «Газель». И застарелая меланома (рак кожи. - Ред.), по поводу которой Ию вроде бы успешно прооперировали, как с цепи сорвалась. Прошло четыре года после операции, я думал, Иечка поправилась... А у нее пошел процесс метастазирования. Внешне она вела себя, словно была надежда на выздоровление. А нашей помощнице Маше тихонько так шепнула: «Собери обязательно людей на девять дней и на сорок дней». Мне Маша об этом только потом сказала...

У Сергея известие о смерти матери вызвало странную реакцию. Мы долго ему ничего не говорили - боялись. Ия мне рассказывала, как умерла его воронежская тетка: он плохо ее знал, но так рыдал... И я, опасаясь за его душевное здоровье, так, мимоходом однажды обронил: «Сережа, вот такая штука - мама умерла». Пауза. «Да? Я свечку поставлю». Все.

Потом прошло громадное количество времени. Я приехал в Дорофеево его забирать в Москву. Едем в машине, он на заднем сиденье, вдруг тянется ко мне: «А где она?» Я говорю: «Кто?» - «Мама». - «На Новодевичьем». Протягивает: «А-а». И замолкает. А уже дома остановился возле ее портрета с лампадкой и сказал: «Мама, за упокой твоей души, пусть земля тебе будет пухом»...